Первого ноября 2000 года мы были у вас на приеме в Хаапсалу, я и дочь моя Аня. Мы из Сочи. Проблема остаётся. Я всё так же раздражаю свою дочь, и, значит, помочь ей не могу. А как ей жить? Помочь некому. Ей 22 года, у неё ни с кем не получается общаться, не получается учиться, сделать какие-то хоть самые-самые примитивные дела, если они связаны с общением или с каким-то нервным напряжением. Пожалуйста, подскажите хоть что-нибудь, так дальше жить невозможно. Как ей жить?
Видите, пока вы говорите за свою дочь, уже взрослую женщину, до тех пор она не сможет общаться ни с кем. Вы просто не даёте ей возможности. Перестаньте желать ей хорошего. Оставляйте её как можно дольше физически одну. И когда вы где-то далеко от дочери, тогда используйте это время, чтобы освободить её из себя. Перестаньте быть мамашей маленького ребёнка в пелёнках. Ей 22 года. Дайте дочери возможность выйти из пелёнок. Это ужасно большая родительская любовь. Знаете, это может так уничтожать, что даже гений не выдерживает.
На одной из моих лекций в Таллине какая-то женщина лет шестидесяти попросила, чтобы я срочно пришла к ним домой, потому что ребёнок тяжело болен. Я не раздумывая, меня просят, бегу с мамой вместе, влетаю в эту квартиру. Где ребёнок? Выходит такой большой, метр девяносто с чем-то, мужик. Спрашиваю его: «Где ребёнок?» — «Не знаю, здесь нет ребёнка». Так оказывается, он — этот ребёнок, скрипач. Очень талантливый. Но знаете, скрипку держать не может уже. Руки не могут удержать скрипку. Сказала маме: «Идите в другую комнату». Она при мне хотела начать «распеленать» ребёнка, как у педиатров на пеленальном столе это делают молодые мамы. Показывают все сокровища, все, что есть. Объясняю, объясняю этому духовному идиоту. (Простите, но это так.) Стараюсь говорить вежливо. Он такой вежливый человек, что дома в Эстонии по-французски говорит. Красиво. При мне такая вежливая мама приходит, сына вежливо спрашивает по-французски, желаем ли мы чего-то. Разве это вежливость? Если я буду со своей собеседницей говорить здесь по-французски, это вежливо по отношению к вам? Хотя мы все умеем по-русски говорить. Вежливо? И тогда я сказала: «Знаете, молодой человек, наконец, выбирайтесь сами из пелёнок, а то вы не сможете даже поднять свой член, когда пойдёте писать». И ушла. Плохой я человек. Но лучше быть плохим, чем начинать писать за него.